Я цвету...

Сегодня мое настроение - листья бамбука...

Басё, Мастера дзен, спросили:
- Расскажите что-нибудь о своих беседах.
Вы говорите и при этом выступаете против слов.
Вы говорите: "Тот, кто знает, тот молчит!"
Но ведь вы не молчите! Как это понять?
Басё ответил:
- Говорят другие, я цвету!

@темы: философия, звучание тишины

---

Немного Китая.

Тексты большие, но кому действительно это интересно - прочитайте.

Взято отсюда: lib.ru/POECHIN/

Ван Вэй. Тайны живописи

Средь путей живописца тушь простая выше всего. Он раскроет
природу природы, он закончит деяние творца.
Порой на картине всего лишь в фут пейзаж он напишет
сотнями тысяч верст. Восток, и запад, и север, и юг лежат перед
взором во всей красе. Весна или лето, осень, зима рождаются
прямо под кистью.
Когда приступаешь ты к водным просторам, бойся класть
плавучие горы. Когда расположишь ты ветви дорог, свитых не
делай, сплошных путей.
Хозяину-пику лучше всего быть высоко торчащим; гости же
горы нужно, чтоб мчались к нему.
Там, где сгиб и обхват, поместим, пожалуй, монашеский
скит; у дороги, у вод мы поставим простое жилье.
Селу или ферме придай ряд деревьев, составив их в рощу: их
ветки охватывать тело картины должны. Горе иль обрыву дай
водную ленту: пусть брызжет и мчится... Однако потоку не
следует течь как попало.
У рта переправы должно быть лишь тихо и пусто; идущие люди
пусть будут редки, в одиночку.
Дав мосту-понтону на лодках плыть, все ж хорошо вздеть его
выше. Поставив рыбачий челн человека, снизить его, скажу, не
помешает.
Средь скал нависших и опасных круч хорошо б приютить
странное дерево. В местах, где высится стеною кряж, невозможно
никак дорогу прокладывать.
Далекий холм сольется с ликом туч, а горизонт небес свой
свет с водой соединит.
В том месте гор, где их замок иль крюк, проток скорей
всего оттуда выводи. Когда ж дорога подошла к утесу, здесь
можно дать навесной мост.
Когда на ровном месте высятся хоромы и террасы, то надо бы
как раз, чтоб ряд высоких ив стал против человеческих жилищ; а
в знаменитых горных храмах и молельнях достойно очень дать
причудливую ель, что льнет к домам иль башням.
Картина дали дымкою накрыта, утес глубокий -- в туче, как
в замке. Флажок на виннице пусть высоко висит среди дороги, а
парус странника недурно опустить в начале вод.
Далекие горы нужно снижать и раскладывать; близким же
рощам надо скорее дать вынырнуть резко...
Когда рука пришла к кистям и туши, бывает, что она
блуждает и играет в забытьи... А годы, луны вдаль идут и в
вечность, - и кисть пойдет искать неуловимых тайн.
Таинственно-прекрасное прозреть -- не в многословии секрет; но
тот, учиться кто умеет, пусть все ж идет за правилом-законом.
Верх башни храмовой пусть будет у небес: не следует
показывать строений. Как будто есть, как будто нет; то вверх
идет, то вниз бежит...
Холмы заросшие, бугры земли лишь частью приоткроют верх
жилища: травою крытый дом и тростниковый павильон тихонько
выдвигают жердь и шест.
Гора поделена на восемь граней, а камень виден с трех
сторон.
Когда рисуешь беззаботность туч, то не давай клубиться им
грибом узорным чжи.
Фигуры пусть не больше дюйма с небольшим, а сосны сун и
туи бо пусть выйдут фута на два ввысь.
Когда рисуешь ты в пейзаже горы-воды, то мысль твоя лежит
за кистью впереди... Гора в сажень, деревья ж в фут, дюйм для
коней и доли для людей.
Далекие фигуры все без ртов, далекие деревья без ветвей.
Далекие вершины без камней: они, как брови, тонки-неясны.
Далекие теченья без волны: они -- в высотах, с тучами равны.
Такое в этом откровенье!
Талия горная тучей закрыта; стены скалы прикрыты потоком;
башня-терраса прикрыты деревьями; путь же проезжий застлан
людьми.
На камень смотрят с трех сторон, в дорогу смотрят с двух
концов; гляди в деревья по верхам, смотри в воде ступню ветров.
Вот таковы законы!
Когда изображаешь горы-воды, рисуй холмы хоть
ровным-ровные, но с острою вершиной; рисуй вершины
острым-острые, но в связной цепи; рисуй скалу с отверстием
пещеры и стену острую отвеса; рисуй повисшие в пустотах глыбы и
круглые, как шар, холмы.
Река -- дорога вдаль, прошедшая везде; когда же две горы
сожмут дорогу, то называй ущельем это. А если две горы сожмут
реку, потоком это именуем.
То, что похоже на гряду, но выше, называй хребтом; а то,
что ровно тянется, куда бы ни хватал твой взор, то именуем
нагорьем.
И если кое-как на это обратить вниманье, то вот и общее
подобие пейзажа!
Кто смотрит на картину, тот стремится видеть прежде всего
дух. Затем уж различает он, где чисто, где мазки.
Реши, что гость и что хозяин: кто примет и с поклоном кто
придет. Расположи в величественный ряд толпу вершин; коль много
их -- то хаос, беспорядок; коль мало -- вяло, простовато.
Не надо их ни много и ни мало... Лишь различи, что дальше
и что ближе.
Далекие горы не могут с ближайшими слиться горами. Далекие
воды не могут с ближайшею слиться водой.
Где в талии горы прикрыт обхват, поставь туда строения
храмовые; где берега реки -- обрыв, а дальше -- насыпь и
плотина, клади, пожалуй, маленький мосток.
Где нет дороги, там пусть рощи и леса; где берег прерван
-- древний переезд; где воды прерваны -- в тумане дерева; где
воды разлились -- помчались паруса; а в тайнике лесов -- жилище
человека.
Перед обрывом -- древние деревья: их корни рваные свились
узлом лиан; перед потоком -- каменные глыбы: узор причудливый,
следы воды на нем.
Когда рисуются деревья чащ лесных, далекие редки и ровны,
а близкие часты и высоки. Коль есть на них листва, то ветвь
нежна, мягка; коль листьев нет, - упруга и сильна. Кора сосны
-- что чешуя; у туи ж белой взмотан ею ствол. Коль на земле
растет, то корень длинный, ствол прямой; на камне ж -- скрючена
в кулак и одинока.
В деревьях древних множество частей: мертвы они
наполовину; в холодной роще спряталась пичужка; ей холодно,
уныло-сиротливо.
Коль идет дождь -- не различишь ни неба, ни земли; не
знаешь, где здесь запад и восток. Коль нет дождя, но ветер --
только знай гляди за ветвями дерев. Коль ветра нет, но дождь --
верхи дерев под тяжестью согнулись. Прохожий встал под зонт,
рыбак надел рогожу...
Приходит дождь -- подобрались и тучи; а небо -- синяя
лазурь...
Когда ж слегка туман и сеется тихонько мгла -- гора усилит
яшмовую сочность и солнце близится к косым отсветам...
В природе ранней тысячи вершин хотят заутреть; дымка и
туман тонки, неуловимы; мутна-мутна остатняя луна, и вид ее --
сплошное помраченье.
А вечером смотри: гора глотает красное светило, и свернут
парус над речною мелью. Спешат идущие своей дорогой, и двери
бедняка уже полуприкрыты.
Весной: туман -- замок, а дымка -- что покров. Далеко
дымка тянет белизну... Вода -- что выкрашена ланем1, а цвет
горы чем дале, тем синей.
Картина летом: древние деревья кроют небо, зеленая вода
без волн; а водопад висит, прорвавши тучи; и здесь, у ближних
вод, - укромный, тихий дом.
Осенний вид: подобно небо цвету вод; уединенный лес
густым-густеет. В воде осенней лебеди и гуси; и птицы в
камышах, на отмелях песчаных...
Зимой, смотри; земля взята под снег. Вот дровосек идет с
вязанкой на спине. Рыбачий челн пристал у берегов... Вода
мелка, ровнехонек песок.
Коль ты рисуешь горы-воды вместе, ты должен рисовать по
сменам этим.
Теперь, коль скажем так:
"Утесы-этажи в замке тумана"; иль так:
"В Чуские горы тучи уходят"; иль так еще:
"Осеннее небо утром очистилось"; иль так:
"У древней могилы рухнувший памятник"; иль так еще:
"Дунтин (озеро) в весенней красе"; иль так:
"Дорога заглохшая, я заблудился", - то все такого рода
выраженья мы именуем подписью к картине.
Вершины гор нельзя в одном шаблоне дать; верхушки дерева
нельзя давать в одной манере. Одеждою гора себе берет деревья,
а гору дерево берет себе, как кость.
Нельзя давать деревья без числа: важнее показать, как
стройны, милы горы. Нельзя нарисовать и горы кое-как: а надо
выявить здоровый рост дерев.
Картину, где подобное возможно, я назову пейзажем
знаменитым.

Примечания:

1 Лань - индиго

---------------------------------------------------------------
Перевод академика В. М. Алексеева

Текст воспроизведен по изданию:
Ван Вэй. Стихотворения. Москва, "Художественная литература", 1979

Перевод В М Алексеева впервые опубликован в журнале "Восток"
кн.3 (Пг., 1923), перепечатан в книжке-каталоге "Выставка
китайской живописи" (Л., 1934 г., издание Государственного
Эрмитажа) и в книге "Мастера искусства об искусстве", т. I (М.,
"Искусство", 1965).

Ван Вэй. Стихотворения.

----------------------------------------------------------------------------
Библиотека мировой литературы. Восточная серия.
Ван Вэй. Река Ванчуань, Спб, Кристалл, 2001
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

О Ван Вэе и его поэзии

Китайская поэзия, одна из самых старых в мире, существует почти три
тысячи лет. Она знала на своем долгом пути эпохи подъема и упадка, времена
стремительных взлетов и открытий и века застоя с бесконечными перепевами
однажды уже найденного. Первыми вехами на ее пути были "Книга песен"
("Шицзин") и "Чуские строфы" ("Чуцы"); позднее - народные песни, собранные
чиновниками из "Музыкальной палаты" ("Юэфу"), и "Девятнадцать древних
стихотворений", поэзия Цао Чжи (III в.) и Тао Юань-мина (IV-V вв.). Значение
последнего особенно велико: по словам крупнейшего советского китаеведа
академика В. М. Алексеева, этот поэт сыграл в китайской поэзии "роль нашего
Пушкина" - его творчество в огромной мере определило развитие поэзии в
последующие века и подготовило ее небывалый дотоле расцвет в эпоху Тан. В
этот период (VII-Х вв.) наиболее полно и совершенно воплотились заложенные в
китайской поэзии возможности. Тогда творила плеяда поэтов, не имеющая себе
равных по обилию и разнообразию талантов ни в предыдущие, ни в последующие
века развития китайской поэзии: Ли Бо и Ду Фу, Мэн Хао-жань и Бо Цзюй-и,
Хань Юй и Лю Цзун-юань, Ли Хэ и Ли Шан-инь, Ду My и Юань Чжэнь и многие,
многие другие. Пожалуй, лишь позднейшая, сунская эпоха (X-XIII вв.), эпоха
Су Ши и Лу Ю, Синь Ци-цзи и Ли Цин-чжао, сопоставима с эпохой Тан. И одно из
первых мест в этом перечне славных имен по праву принадлежит Ван Вэю,
творчество которого, наряду с творчеством его великих современников Ли Бо и
Ду Фу, стало одной из вершин танской, а следовательно, и всей китайской
поэзии.
Как и всякий великий поэт, он был первооткрывателем, пролагателем новых
путей. И если Тао Юань-мин, певец деревенского приволья, освободил поэзию от
схоластической отвлеченности и вновь - через многие века после "Шицзина" - в
полной мере приобщил ее к миру простых человеческих радостей, если Ли Бо
сообщил ей могучий романтический импульс, если Ду Фу придал ей классическую
строгость {"На протяжении многих веков истории поэтического искусства, за
индивидуальным многообразием поэтических форм, нам кажется существенным
противопоставить друг другу два типа поэтического творчества. Мы обозначим
их условно как искусство классическое и романтическое... Мы... говорим
сейчас не об историческом явлении в его индивидуальном богатстве и
своеобразии, а о некотором постоянном, вневременном типе поэтического
творчества" (В. М. Жирмунский. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. "О
поэзии классической и романтической". / Л.: Наука, 1977, С. 134).} и
обогатил ее высокой гражданственностью, то Ван Вэй - величайший и
вдохновеннейший из певцов природы.
О жизни Ван Вэя, как и о жизни многих других старых китайских поэтов,
известно немногое - мы не знаем даже точных дат его рождения и смерти
{Принято считать, что он родился в 701 г. и скончался в 761 г. По другим,
менее достоверным, данным он родился в 699 г. и умер в 759 г.}. Он родился в
Ци (нынешний уезд Цисянь в провинции Шаньси, находящейся в северо-западной
части Центрального Китая), в семье чиновника. Поэтический талант обнаружился
в нем очень рано, и к двадцати годам он уже создал некоторые из известных
своих произведений, в их числе "Персиковый источник" - блестящее подражание
прославленной поэме Тао Юань-мина, а также знаменитое, ставшее очень
популярным четверостишие "В девятый день девятой луны вспоминаю о братьях,
оставшихся к востоку от горы". В двадцать лет он сдал экзамены на высшую
ученую степень цзиньши и получил при дворе пост музыкального распорядителя.
Однако начавшаяся было успешно карьера вскоре внезапно прервалась: во время
исполнения церемониального танца придворные актеры допустили какую-то
оплошность, за что Ван Вэй был тут же отрешен от должности и сослан в
захолустную приморскую область Цзичжоу в Восточном Китае, где и занял
мелкий чиновничий пост.
Лишь десять лет спустя он вновь появляется в столице и поступает на
службу к влиятельному сановнику Чжан Цзю-лину. Но уже через несколько лет
Чжан Цзю-лин, просвещенный и дальновидный министр, заботившийся об интересах
страны и о привлечении к государственным делам талантливых людей, попал в
опалу, был отстранен от высоких должностей и сослан на юг, а его место занял
ловкий и беспринципный царедворец Ли Линь-фу, деятельность которого в
немалой мере ускорила наступление того тяжелого кризиса, который двумя
десятилетиями позже разразился в процветавшем дотоле Танском государстве.
Падение Чжан Цзю-лина и последовавшее за этим засилье временщиков и
авантюристов, окруживших императорский трон, несомненно, сказалось на
дальнейшем жизненном пути Ван Вэя и на его устремлениях. Он не оставил
службу, но прежняя его вера в то, что службой своей он может принести пользу
стране, была, по-видимому, серьезно поколеблена. Он получает новые должности
и чины в различных районах обширной империи, совершает поездку на западную
границу - эта поездка нашла свое отражение в великолепном цикле его
"пограничных" стихов. Он уже приобрел широкую известность как поэт,
музыкант, каллиграф и художник; некоторые из его стихотворений, например,
"Память о друге" или "Под ветер прохладный, при ясной луне горьки тоскливые
думы", положенные на музыку, стали популярными песнями. О музыкальности его
ходили легенды: рассказывают, что однажды, увидев картину, изображавшую
играющих музыкантов, он безошибочно назвал не только исполнявшееся
произведение, но даже точно указал такт. Перед Ван Вэем и его младшим братом
Ван Цзинем, тоже одаренным поэтом, раскрываются двери самых знатных домов.
Но мысли об уходе на покой, об отшельническом уединении среди "гор и вод",
"полей и садов" с годами все сильнее и настойчивее овладевают поэтом: "С
каждым днем все слабей // Любовь и привычка к родне. // С каждым днем все
сильней // Стремленье к покою во мне. // Немного еще - // И в дорогу
пуститься готов. // Неужель дожидаться // Прихода вечерних годов?" ("Из
стихов на случай", 1).
Истоки отшельнических настроений Ван Вэя коренятся и в многовековой
китайской традиции, идущей от древних мудрецов, и в буддизме, ревностным
последователем которого он был с детства и до конца своих дней. Надо думать,
способствовали им и служебные неудачи ближайших друзей поэта, чьи таланты не
нашли должного применения на государственном поприще, и общее ухудшение дел
в стране, явственно обозначившееся в последние годы царствования императора
Сюань-цзуна. Не порывая окончательно со службой, поэт все чаще и чаще
перемежает ее с длительными "отлучками" в мир "гор и вод". Сначала его
прибежищем становится дом в горах Чжуннань (или Южных горах, как он их часто
называет в своих стихах). Затем таким оазисом в мире суеты, "Персиковым
источником", стал для Ван Вэя его загородный дом на реке Ванчуань - в
уединенной живописной местности в столичном уезде, неподалеку от гор
Чжуннань. Рано овдовевший поэт живет здесь один, но его постоянно навещают
друзья. Он был в дружбе со многими своими современниками, в том числе с
известными поэтами Пэй Ди и Чу Гуан-си, а еще ранее - с Мэн Хао-жанем.
Только случайно не встретился он с Ду Фу, который посетил ванчуаньское
жилище Ван Вэя, но не застал хозяина дома. Он посвящает свои досуги поэзии,
музыке, живописи; многие из шедевров его пейзажной лирики скорее всего
созданы именно в эти годы. В их числе знаменитый цикл "Река Ванчуань" из
двадцати стихотворений, в которых воспеты особенно любимые поэтом уголки
местной природы, - итог своего рода дружеского состязания с Пэй Ди,
создавшим ответный цикл стихов под тем же названием {Следуя давней и славной
традиции помещать эти циклы в корпусе одного издания, мы приводим их в
антологии существующих на сегодняшний день переводов в отделе "Приложения".
См. с. 387-498 наст, издания.- Прим. составителя.}. Образ жизни поэта, к
тому времени уже довольно крупного чиновника, был, судя по стихам, самым
простым и скромным - хотя встречающиеся в тех же стихах упоминания о
"бедности" и о "лачуге" скорее всего лишь дань устоявшейся традиции.
Мятеж, поднятый в 755 году императорским фаворитом Ань Лу-шанем,
попытавшимся захватить трон, и потрясший огромную империю до основания,
прервал мирную жизнь старого поэта. Обе столицы страны - Чанъань и Лоян -
оказались в руках мятежников, император бежал в юго-западную область Шу и
вскоре отрекся от престола, а Ван Вэй, подобно многим другим чиновникам, был
схвачен мятежниками и затем принужден был поступить на службу к узурпатору.
Еще когда он находился под арестом в столичном храме Путисы, его навестил
там Пэй Ди и рассказал о пиршестве, устроенном мятежниками в захваченном ими
императорском дворце, на берегу пруда Застывшей Лазури: согнанные на
празднество придворные музыканты, едва начав петь, разрыдались, а один из
них бросил на землю лютню и, обратясь лицом на запад (туда, где находился в
это время законный император), громко застонал - за что был тут же растерзан
по приказанию Ань Лу-шаня. Ван Вэй, потрясенный услышанным, сложил
стихотворение и тут же прочел его другу. Экспромт получил известность, дошел
он и до нового императора - Су-цзуна и вместе с ходатайством младшего брата
поэта - Ван Цзиня, уже крупного сановника, - в немалой мере способствовал
смягчению участи поэта после возвращения в столицу императорских войск: за
свою подневольную службу узурпатору он был лишь понижен в должности. К тому
же наказание было непродолжительным, и вскоре Ван Вэй вновь стал быстро
подниматься вверх по служебной лестнице, достигнув должности шаншу ючэна -
заместителя министра. Вскоре после этого последнего назначения Ван Вэй
скончался - как уже сказано выше, предположительно в 761 году - в возрасте
шестидесяти лет.
Жизненный и творческий путь Ван Вэя приходится на первые шесть
десятилетий VIII века, оказавшиеся в истории танской поэзии своеобразным
"пиком", своего рода "золотым веком" в "золотом веке". Причем Ван Вэй был не
просто современником и свидетелем этого "золотого века", но и одним из
деятельных его творцов, ибо поэзия его, сумевшая сочетать в себе высочайшее
словесное мастерство с чисто живописной пластикой, стала одним из высших
творческих достижений эпохи.
Творчество поэта многообразно: в нем и отзвуки "Чуских строф", и
древних народных песен, стихов Тао Юаньмина и его современников; он писал и
"старые стихи" ("гу ши") с их более свободной формой, и отточенные "стихи
современного стиля" ("цзинь ти ши") - с четким и стройным чередованием
присущих китайским словам музыкальных тонов. Он воспевал дружбу и
отшельничество, тяготы дальних походов и тоску одинокой женщины, подвиги
странствующих удальцов и мирные бдения буддийских монахов; есть у него стихи
на исторические темы и бытовые зарисовки, размышления о старости и о
бренности мирской, стихи о достойных мужах, оказавшихся не у дел, и о
развлечениях столичной знати, и, конечно же, многочисленные стихи о полях и
садах, о горах и водах. Без преувеличения можно сказать, что он так или
иначе затронул в своей поэзии едва ли не все темы, волновавшие его
предшественников и современников, причем сделал это своеобразно и ярко,
сумев даже в темах, явно находящихся на периферии его творчества (например,
в своих "пограничных" стихах или в стихах, обличающих столичную знать), в
чем-то предвосхитить позднейшие достижения таких признанных мастеров, как
Бо Цзюй-и или Синь Ци-цзи.
Сколько энергии и движения в таких его строках, как "Что ни десять ли -
// Гонят вскачь коня. // Что ни пять - // Свистящий размах ремня. //
Донесенье наместнику // Прибыло в срок: // Цзюцюань осадила // Хуннская
рать. // Снегопад на заставе // Все заволок, // Даже дыма сигнальных костров
// Не видать" ("На границе").
И как это расходится с привычным представлением о Ван Вэе как о сугубо
"тихом", даже "тишайшем" поэте!
А разве не напоминают будущих "Циньских напевов" Бо Цзюй-и такие стихи
Ван Вэя: "Беззаботна, беспечна // Одетая в шелк молодежь. // В наипервых
домах // Появляется часто она. // Уродилась в богатстве, // Наследной
казны не сочтешь, // Благосклонностью царской // От юности одарена. // Не
обучена с детства. // В достатке мясная еда. // В золоченых колясках //
Разъезжает везде и всегда..." ("Чжэн и Хо, жители гор").
Превосходны "исторические" стихи поэта, глубоко лиричны его стихи о
тоскующих женщинах.
Все это дает нам основание несколько шире взглянуть на его творчество и
отойти от привычной оценки Ван Вэя как поэта-"отшельника", певца
отшельнических настроений, и только. Приведенные выше примеры (число их,
при желании, нетрудно умножить) существенно дополняют и обогащают основной
поток творчества поэта и дают возможность более точно и объективно судить об
этом творчестве в целом. В то же время они отнюдь не опровергают того факта,
что главной темой Ван Вэя, отмеченной высшими его творческими достижениями,
была тема природы и жизни среди природы. Именно здесь Ван Вэй как поэт был
наиболее своеобразен и оригинален, именно на этом пути ему суждено было
сделать главные свои художественные открытия и создать свои вершинные
творения.
Тема природы в китайской поэзии имеет многовековые традиции, восходящие
еще к "Шицзину". Она представлена в "Чуских строфах" и в прозопоэтических
одах "фу" с их пышными описаниями, в поэзии III-IV веков, но самостоятельное
значение приобретает лишь с V века - в творчестве поэта Се Лин-юня, который
считается истинным основоположником жанра пейзажной поэзии в чистом ее виде.
В творчестве старшего современника и друга Ван Вэя поэта Мэн Хао-жаня
(689-740) пейзажная лирика достигает подлинной зрелости и высокого
совершенства. Картины природы в стихах Мэн Хао-жаня, как правило, строго
определенны, конкретны и зримы, они уже лишены расплывчатости,
приблизительности и наивного аллегоризма, которые были еще в немалой мере
свойственны пейзажной лирике его предшественников. В этом нетрудно убедиться
на примере одного из лучших стихотворений поэта "Осенью поднимаюсь на
Ланьшань. Посылаю Чжану Пятому":

На Бэйшане
среди облаков белых
Старый отшельник
рад своему покою...

Высмотреть друга
я восхожу на вершину.
Сердце летит,
вслед за птицами исчезает.

Как-то грустно:
склонилось к закату солнце.
Но и радость:
возникли чистые дали.

Вот я вижу -
идущие в села люди
К берегам вышли,
у пристани отдыхают.

Близко от неба
деревья как мелкий кустарник.
На причале
лодка совсем как месяц...

(Перевод Л. Эйдлина)

В стихах этих, в их образах и настроении, уже немало общего со стихами
Ван Вэя, который испытал влияние поэзии своего старшего друга и, несомненно,
был многим ему обязан. Еще одно подтверждение тому - знаменитое "Весеннее
утро", созданное Мэн Хао-жанем в жанре лирической миниатюры-цзюэцзюй, в
жанре, который столь талантливо развил в своем творчестве Ван Вэй:

Меня весной
не утро пробудило:
Я отовсюду
слышу крики птиц.
Ночь напролет
шумели дождь и ветер.
Цветов опавших
сколько - посмотри!

(Перевод Л. Эйдлина)

Помимо открытий Мэн Хао-жаня пейзажная лирика Ван Вэя вобрала в себя
достижения многих других предшественников поэта, органично усвоив весь
многовековой опыт старой поэзии. Стихи Ван Вэя полны "перекличек" с "Чускими
строфами" и песнями "юэфу", с поэзией Тао Юань-мина и Се Лин-юня, они
изобилуют скрытыми и полускрытыми "цитатами", искусно обыгрываемыми в
новом контексте. При этом обильное "цитирование" предшественников отнюдь не
перегружает стихов Ван Вэя, не вредит их художественной целостности и
своеобразию - настолько естественно и органично вплетена инородная лексика в
ванвэевский текст. Тем, кто будет читать пейзажный цикл "Река Ванчуань",
наверное, и в голову не придет, что едва ли не половина этих легких,
прозрачных, воздушных, будто на одном дыхании созданных четверостиший
содержит в себе образы из древних сочинений - прежде всего из особенно
любимых поэтом "Чуских строф". Ибо огромная эрудиция поэта легко и
свободно вошла в его внутренний мир и растворилась в нем, а высокая
литературность, в лучшем смысле этого слова, его поэзии просто и естественно
сочеталась с живым, неповторимым, непосредственным поэтическим чувством и
наблюдательностью художника.
Поэзии Ван Вэя свойствен особо внимательный и пристальный взгляд на
природу, какого прежняя китайская поэзия, пожалуй, до него не знала.
Философия чань (дзэн)-буддизма, которую Ван Вэй исповедовал, а также
даосская философия Лао-цзы и Чжуан-цзы учили его видеть в природе высшее
выражение естественности, высшее проявление сути вещей. Любое явление в
природе, каким бы малым оно ни казалось, любой миг в вечной жизни природы -
драгоценны, как драгоценен, исполнен высокого смысла каждый миг общения с
нею. Для истинного поэта природы нет тем больших и малых, нет картин
высоких и низких, нет мелочей. Быть может, отсюда та присущая Ван Вэю любовь
к "крупному плану" в изображении картин природы, к тем "мелочам", мимо
которых нередко проходили прежние поэты и художественное воссоздание которых
стало одним из высших завоеваний ванвэевской поэзии: "Дождь моросит // На
хмурой заре. // Вяло забрезжил // День на дворе. // Вижу лишайник // На
старой стене: // Хочет вползти// На платье ко мне" ("Пишу с натуры").
Едва ли не первый в китайской поэзии Ван Вэй обратил внимание на
скромное это событие в жизни природы - и посвятил ему стихи. Вот это
стремление и умение увидеть целый мир в капельке росы, воссоздать картину
природы или передать рожденное ею настроение с помощью немногих скупо
отобранных деталей - характерное свойство пейзажной лирики Ван Вэя,
доведенное им до совершенства и ставшее достоянием всей последующей
китайской поэзии. Возможно, что неискушенному читателю многие стихи Ван Вэя
или его ученика и друга Пэй Ди покажутся "бессодержательными", написанными
вроде бы "ни о чем": солнечный луч прокрался в чащу и прилег на мох... По
склону горы, тронутой красками осени, блуждает вечерняя дымка - от этого
листва кажется то ярче, то темнее... Ряска на сонном пруду сомкнулась
вслед за проплывшей лодкой - а ветви ивы опять ее размели... Взлетела цапля,
испугавшись брызг... Баклан поймал рыбешку... Зачастили дожди в горах -
опавшие листья некому подмести... Солнце садится - холодно на реке, а над
рекой - бесцветные облака... Яркий свет луны вспугнул дремлющих птиц, и они
поют над весенним ручьем... Легкий ветерок разносит повсюду лепестки цветов
- а иволга с ними играет... Но все это - великая природа в бесчисленных
своих проявлениях и изменениях, в бесконечном своем многообразии и единстве,
в вечной и совершенной своей красоте. И чтобы поведать об этом и выразить в
слове ее сокровенную суть, поэтам совсем не нужны большие полотна и
подробные описания - достаточно нескольких - как бы случайных - штрихов,
двух-трех - будто небрежно брошенных - цветовых пятен... Только брошены эти
штрихи и пятна безошибочно верной рукой больших мастеров.
Бывают в общении поэта с природой и высшие моменты внезапного
"озарения", когда он, созерцая, вдруг постигает истину о мире во всей ее
полноте, находит внезапный ответ на все загадки бытия. Мгновенья эти
приходят неожиданно: их могут породить вид цветущей сливы или лунный свет,
проникший в чащу леса, запах цветов корицы или плодов горного кизила,
журчанье ручья или дождевые капли на листьях... Поэт стремится уловить эти
мгновения, зафиксировать их в слове и передать другим как некую благую
весть. Этой же цели служат и готовые, устойчивые формулы, повторяющиеся из
стихотворения в стихотворение: белые облака, запертая калитка, тишина и
безлюдье - символы отшельничества, уединения, отрешенности от мира,
призванные сразу же пробудить соответствующие ассоциации в читателе. Все
это делает поэзию Ван Вэя многослойной, как многослойна суфийская лирика,
полной намеков и недосказанности. Она учит не только созерцать природу, но и
размышлять о ней и, размышляя, понимать.
Нетрудно заметить, что поэтический мир Ван Вэя - это мир, увиденный и
изображенный не только истинным поэтом, но и зорко видящим художником. Ван
Вэй и был художником, причем - насколько мы можем теперь судить по отзывам
современников и немногим сохранившимся копиям с его картин - художником не
менее значительным, чем поэт. В одном из поздних и "итоговых" своих
стихотворений он сам полушутя-полусерьезно говорит, что в прошлом своем
перерождении был скорее всего художником, а не поэтом - завершая, впрочем,
слова свои тем, что сердце его знать не хочет ни о славе художника, ни о
славе поэта... Он считается основоположником так называемой "южной школы" в
китайской буддистской живописи, к которой, по словам исследователя,
"...условно говоря, относятся те мастера, которые предпочитали тушь
многокрасочности, эскизную, свободную манеру - педантичной и описательной,
выражение сути (идеи) вещи - ее конкретной достоверности и, наконец, не
сюжетом и бытописанием были связаны с литературой, а сложной системой
ассоциаций" {Е. В. Завадская. Эстетические проблемы живописи старого Китая.
/ М.: Искусство, 1975, С. 201.}. Ему же припис ывается и знаменитый трактат
"Тайны живописи" - одно из основополагающих сочинений по теории живописи,
оказавшее большое влияние на последующее развитие теории и практики живописи
в Китае. Сочинение это, написанное превосходной, высокопоэтичной ритмической
прозой, можно также рассматривать и как своеобразный комментарий к пейзажной
лирике Ван Вэя, где образы поэтические по большей части трудно отделить от
образов чисто живописных, не случайно крылатыми стали слова поэта Су Ши:
"Наслаждаюсь стихами Мо-цзе {Мо-цзе - второе имя Ван Вэя.} - в стихах его -
картины; гляжу на картины Мо-цзе - в картинах его - стихи". Действительно,
пейзажная лирика Ван Вэя удивительно живописна, "картинка" в лучшем смысле
этого слова - классическим примером опять же может служить цикл "Река
Ванчуань", где большинство стихотворений (за исключением нескольких,
заполненных историческими и мифологическими ассоциациями) представляют
своего рода живопись в слове - или картины, выполненные словом: "Отмель у
белых камней // Прозрачна, мелка. // Заросли тростника - // Рядом со мной.
// На запад и на восток - // Река и река: // Волны моют песок // Под ясной
луной" ("Отмель у белых камней").
А сколько свежести, чисто живописной гармонии и совершенства в
небольшой весенней картинке из цикла "Радости полей и садов", будто сошедшей
со свитка старого китайского мастера: "Персик в цвету // Ночным окроплен
дождем. // Вешний туман // Ивы обвил опять. // Летят лепестки - // Слуга
подметет потом. // Иволга плачет, // А гость мой изволит спать".
Не будет, наверное, преувеличением сказать, что Ван Вэй - художник,
безвозвратно утраченный для нас в живописи, - в немалой мере сохранился и
дошел до нас в своих стихах, наглядно подтверждая тем самым приведенное выше
суждение Су Ши, ибо живопись в стихах Ван Вэя присутствует зримо и
несомненно.
Остается добавить, что в стихах о природе Ван Вэй проявил себя
художником разносторонним: он умел с редким совершенством писать о цветах и
птицах, о мирной жизни среди полей и садов - и он же мог при случае,
например, в "пограничных" своих стихах, буквально несколькими скупыми,
резкими штрихами передать суровую красоту пустынных степей. Подвластны были
его кисти и величественные картины природы - водные просторы, могучие горные
хребты (см. стихотворение "Горы Чжуннань").
Воздействие пейзажной поэзии Ван Вэя на творчество его современников и
поэтов последующих поколений было огромным и прослеживается на протяжении
веков. В творчестве Ван Вэя китайская пейзажная лирика поднялась на огромную
художественную высоту и обрела основные свои черты, определившие едва ли не
все дальнейшее ее развитие. Став непременной, а нередко и важнейшей частью
творчества подавляющего большинства танских и сунских поэтов, разработанная
с удивительной полнотой, глубиной и художественным совершенством, китайская
поэзия природы стала феноменом мирового значения, одним из высших достижений
не только китайской, но и мировой поэзии. И одно из самых почетных мест в
истории развития этого жанра заслуженно принадлежит великому поэту и
великому художнику Ван Вэю.

В. Т. Сухоруков

@темы: философия, чтение, страны, Мысли

---

Вот так....

Да.
Вот так и проверяются чувства казалось бы близких людей.

И никого сейчас рядом...........................

@настроение: меланхолическое

---

Стихает........

Уже стихает боль в груди.....
Я убил только что частичку себя.
Я почти не грущу уже.
И слезы почти высохли, и нет ничего, кроме ветра, бьющего в лицо.

Там, где был ты, мой друг, теперь только слабый отголосок памяти...
Мой печальный, влюбленный друг...
Для тебя уже все закончилось.

Ты больше не будешь плакать и звать ночами того, кто всегда молчит в ответ на твой зов...
Ты больше не будешь вздыхать, глядя мне через плечо и ожидая увидеть того, кто стоял к тебе всегда спиной.

Я больше не увижу твоих прозрачно-голубых глаз, в которых всегда таилась мерцающая и холодная тоска, мы больше не будем петь песен по вечерам и говорить о философии и долге, созерцать в тиши ночного сада реку, сияющую в лунном свете, слушать радостные и печальные трели тех самых птиц, что так часто залетали к нам в сад...

Я оборвал твою недолгую жизнь.

И я стою здесь, возле твоего недвижимого тела, мой милый маленький друг и по моим щекам бегут слезы, как кровь струится с лезвия моего меча. Твоя, еще теплая алая кровь.............................

Ты сейчас такой спокойный и красивый, умиротворенный... И капли крови на твоем белом одеянии, как лепестки поздних осенних роз на снегу.................
А я стою, склонив голову и опустив руки, которые уже почти не дрожат, а я стою, глядя на тебя, такого прекрасного в покое, сквозь ресницы и плачу. А я стою и думаю, что вместе с тобой я убил что-то очень важное в себе. Я хочу запомнить тебя таким - красивым, спокойным, в белом и алом, с раскинутыми руками и растрепавшейся золотой челкой, с золотыми прядями, разметавшимися по серой спящей земле, и тонкую струйку крови из уголка губ, прочертившую яркий след на твоем бледном подбородке...

В последнюю нашу встречу ты улыбался, и такой улыбки я больше никогда и ни у кого не видел, ты говорил мне "Здравствуй", а я слышал "Прощай...", ты протянул мне руку, а я увидел, как ты раскрываешься удару моего меча... Ты сел рядом со мной, а мне видилось, как ты рухнул с тихим вскриком к моим ногам, пронзенный моим смертоносным, проклятым оружием.......
И тогда ты мне сказал, что мой долг....
... мой долг - подарить тебе покой...

Прости меня, мой бедный влюбленный друг.
Я так виноват перед тобой.
Я не сумел защитить тебя от терзаний этого жестокого и подлого мира. Ты разбил свое хрупкое трепещущее сердце,я не успел ничего для тебя сделать.
Я только исполнил свое последнее обещание, данное тебе...........

Прощай, спи, ты заслужил этот отдых...

Мой печальный, прекрасный друг...

Мне будет не хватать тебя...

Алое на белом. Вся твоя жизнь, как лепестки роз на снегу...................................

@темы: грусть, долг

---

Не бьется...

... Затравлено смотреть на леди в черном и скалить зубы...

Я не боюсь твоих поцелуев, я не жажду твоих обьятий, рано, слишком рано.
Но ты все равно идешь рядом и, что бы я не делал, заглядываешь через плечо, касаясь своими серебряными волосами моей скулы, обвиваешь мою шею своими холодными тонкими пальцами, шепчешь, шепчешь мне, как мечтаешь получить меня, всего меня... И от твоего голоса перехватывает дыхание, ты знаешь, что когда-нибудь я сдамся, не смогу больше тебе отказыавть, не смогу отвести глаз и, прильнув к твоей груди, в последний раз заплачу...
Дай мне насладиться моим временем, его так мало, ты не можешь пока владеть мной, но я отдамся тебе, когда пройдет моя юность.

Твое ледяное дыхание сбивает меня с ног, я роняю меч, я падаю...

Нет...
Нет...

Я еще не твой...

Пусть уже не бьется...
На секунду замерло, секунду всего я был у тебя в руках...

Бейся же, ты!! Бейся!!!

Крик срывается с губ...

Бьется, снова.

Прости, но я еще не сдался тебе.

Хотя я давно твой...

@темы: грусть, бред, истошное молчание

---

Покаяние.

***
Перевернуты тени,
Все, что вижу - не правда,
Мне б упасть на колени,
Помолиться, как надо...

Но я горд и тщеславен,
Ноя стоя молился,
Свет в безверье расплавлен,
Что в душе зародился,

Я без боли взираю
На присяжных и судей,
Как палач поднимает
Свой топор без прилюдий,

Я смирился с судьбою,
С приговором и карой,
Милосердья не стою
И приму все удары.

За свой гнев и пороки,
За презренье и жалость,
За безумные строки,
Все, что в прошлом осталось.

За холодные руки,
За немые обьятья,
Все, что было от скуки,
За любовь сквозь проклятья...

Я простил всем, кто должен,
Я познал униженье,
Я не был осторожен
Ни в словах, ни в движеньях.

Лишь сейчас - перед плахой
Я нагой, но свободный,
Не терзаем ни страхом,
Не тоскою голодной.

Я могу без смущенья
Пасть на землю с рыданьем,
Не молить о прощеньи,
Не искать оправданья.

Мои судьи - вы правы,
С сердцем был я жестоким,
Были жалкими нравы
И желанны пороки...

Моя жизнь мне казалась
Райским садом у моря,
Но от рая остался
Только змей - вестник горя.

Он обвил мою душу,
Но в темнице истаял,
Покаяньем разрушил
Я его ожиданья...

Я готов быть казненным,
О, палач мой жестокий,
Я не был здесь плененным,
Мой судья светлоокий.

Я смирился с паденьем,
Но поднялся из праха,
Не пугаюсь забвенья -
Не страшна мне плаха...

@темы: грусть, поэзия, философия, я

---

Кто-то уходит, кто-то приходит...

Познакомимся?...

 Хаяку

@темы: гости

---

Гость.

Добро пожаловать в мою скромную обитель,

 Оборотень-самурай.

Я всегда рад новым собеседникам. Распологайся. Что привело тебя ко мне, о мой нежданный гость? Что можешь поведать мне ты?

@темы: гость, обитель

---

Осень...

 

Небо, о небо, скажи мне, о чем ты так горько плачешь?...

Твои холодные слезы безмолвны и так тоскливы...

 

 

Небо, о небо, скажи мне, от чего ты оделось в свинцово-траурное одеяние?

О чем твои мрачные думы?...

 

 

Так трогательны и печальны трепещущие на холодном ветру увядающие листья...

Я смотрю на тебя, небо, сквозь яркие пятна листвы и умываюсь твоими слезами...

 

Осень, это все осень. Это ее прохладный и колкий поцелуй заставил грустить тебя, о небо...

Это ее тонкие изящные руки облачили тебя, о небо, в траурный саван...

 

Небо, мое прекрасное, печальное небо, не плачь, молю, потерпи немного. Скоро придет зима и подарит тебе свои ледяные обьятья. И ты уснешь мертвым сном, без снов и чувств.

 

 

 

Ты одиноко, о небо, усни и не плачь. Укройся плотными снежными облаками и забудь обо всем.

 

А потом придет весна.

Она нежна и мила. Она даст тебе успокоение, о мое уставшее холоное небо..

И ты сможешь в волю выплакаться на ее молочно-белом плече, и во всей красе предстать к приходу Лета.....

 

@темы: мысли, философия, природа

---

Лучше смотреть в будущее с надеждой, чем в прошлое с тоской....

 

 

- ... Я могу исполнить любые твои три желания. Чего ты хочешь, Рыцарь Тумана? Но учти, за исполнение каждого из них тебе придется платить. Так или иначе...

- Я знаю.

- Ну так чего же ты хочешь?..

- Я хочу, чтобы моя любимая была здорова.

- Интересный ты. Хорошо. Вот. Я держу в своих руках ее боль. Куда мы денем ее? Просто бросим, чтобы кто-то подобрал?...

- Нет.

- Отдадим кому-то конкретному?.. Я же знаю, у тебя есть человек, которому ты хотел бы ее отдать...

- Нет.

- Но тебе придется это сделать. Это твоя плата за это желание. Так кому же мы отдадим эту боль?..

- Я возьму ее себе.

- А ты уверен в этом? Зачем тебе это? Я исполняю твои желания, а ты хочешь боли?...

- Я не хочу, чтобы страдали люди, которые мне дороги. Если отпустить на случай эту боль, она может пасть на кого-нибудь, кого я люблю, а осмысленно отдавать ее кому бы то ни было я не смогу. Даже врагу. Это бесчестно. Я забираю ее себе.

- Похвальное мужество. Второе желание?...

- Согласия, спокойствия и достатка моим родителям.

- Почтение к родителям достойно уважения. Но и за это ты будешь платить. Отчуждением, ты согласен?

- Да.

- Ну хорошо. Третье желание ты можешь просить исключительно для себя. И я даже снизойду до того, чтобы не наказывать тебя за него. Проси.

- Дай мне сил вынести все то, что я на себя взял...

- Твои желания будут исполнены, Рыцарь.

 

....

 

- Удачи тебе, Рыцарь Тумана.

 

...

 

- Прощай, Мильфиэль...

 

...

 

- Прощаю....

@музыка: ветер

@настроение: чуть жив...

@темы: грусть, зарисовки, принцесса, желания

---

Albert Bierstadt

Просто захотелост для души....

@темы: искусство

---

Рыцарь Тумана в настроении кого-нибудь жестоко прикончить...

Не думал, что дойду до такого... Моей печали нет границ. Я не спал вот уже несколько ночей поряд, пытаясь многое осмыслить. Для меня нет ничего важнее, чем свобода, но я добровольно отдал ее в руки моей принцессы, которой в принципе, наверное, плевать на это... Я готов плакать, как маленький мальчик, не заботясь о том, что мне уже давно не по возрасту такие прявления эмоций... Вся моя радость осталась в покоях у моей принцесы, моя душа осталась в руках этого призрачного образа... Мое сердце ноет от нежных и вместе с тем таких безразличных глаз моей прекрасной принцессы...

Чертополох теперь расцвел,
На клумбе, где росли фиалки;
В вечернем сумраке костел
Стал, словно замок для русалки...

Я жду, когда же ночи мрак
Покров свой скинет на природу,
И звезды в небе сложит в знак,
К тебе укажущий дорогу...

Венок тебе сплету из снов
И соберу букет из сказок,
Пришлю на крыльях светлячков,
В беспечном вихре златоглазок...

Я люблю тебя, принцесса.
Не смотря ни на что.
Никогда не откажусь и не оставлю.....

I am forever by your side...

@музыка: мертвый букет

@настроение: почти грусть, почти радость

@темы: я, грусть, принцесса

---

Гость...

Я так давно не отдыхал здесь...
Прошу меня простить.
Я снова путешествовал и не мог появляться в своем скромном убежище.
Радует, что меня посещают новые люди.


Что привело тебя ко мне, странник?

Беспринципность

---

Очередная зарисовка.

Узник.

Тишина наполняет затхлый воздух камеры. Давящая, громкая. В луче солнца, тусклом и тонком, словно больном, протиснувшемся в узкое окошко, кружатся в меланхоличном хороводе тысячи пылинок. Я сижу на холодном каменном полу, прислонившись спиной к стене и не двигаясь, и пытаюсь заглушить пением звон этой глухой тишины. Но она выпивает мой голос и звуки теряются, так и не успев родиться. Паника тихим монстром нависает над моей головой, касаясь моих плеч своими тонкими суставчатыми пальцами, холодными, как речной лед. Она смотрит на меня желто-красными глазами, полными вдохновения и любви, жестокости и страсти. Она молчит, но это страшнее, чем если бы она говорила со мной. Она молчит, а я начинаю медленно сходить с ума… Я понимаю, что слышу, как по вискам, скатываясь на скулы и ниже, ползут соленые капли моего пота, как мурашки, с тихим ехидным шепотом скользят у меня между лопаток, как волосы приподнимаются на затылке…
А пылинки все кружат и рисуют в луче солнца свой мутный узор, пока тот внезапно не гаснет и не лишает меня единственного источника света, и мне чудится, что я ослеп. Тьма, так неожиданно упавшая мне на опухшие от слез и бессонницы глаза, заставляет все мое тело содрогнуться, и из пересохшего горла наконец-то вырывается первый – отчаянный и быстро затухнувший - хрип. На лице чудовища, парящего надо мной, расползается жестокая и одновременно с этим сочувственная ухмылка. И снова холодные тонкие пальцы ложатся мне на плечи, пронзая их тысячами ледяных игл, немедленно таящих и вонзающихся снова. Сил подняться и просто пройтись по камере, чтобы скинуть хоть на время оцепенение с тела, уже нет. Тяжесть и усталость многих суток, проведенных без сна, придавила мое тело к полу.
Я давно потерял счет времени, находясь в почти постоянной темноте, изредка сменяющейся тусклым и мутным сумраком. Тьма поселилась в каждом уголке моей души и моего сердца. Густая и тяжелая. И ни надежды, ни веры, ни покоя – ничего не осталось…

@темы: я, зарисовка, увлечения

---

Зимние воспоминания.....

Сегодня ночью, когда я выходил на балкон, я долго смотрел на небо и думал...
Белый город, присыпанный снегом, спал мирным сном, только вечный скиталец-ветер мучился от бессонницы и терзал черные и голые ветви дремлющих до весны деревьев, скрипел и недовольно вздыхал.
Хм...
Только зимой ночью можно увидеть розовое небо.
Облака цвета бледного сердолика.
Красиво.
Холодно и мрачно, но красиво.
И навевает какую-то странную меланхолию.
Смотришь на неровную линию горизонта вдали В сизом сумрачном сиянии ночного неба и грустишь.


Ты тоже, наверное, не спишь в это время, стоишь, как и я , на балконе, и рассматриваешь дремлющий город. Ищешь что-то, за что может зацепиться взгляд.
И, как и я, не находишь...

Это твой зов я слышу каждую ночь, снова и снова выходя на балкон, повинуясь неведомой тоскливой силе.

Ты - моя звезда-печаль.

Я помню, как встретил тебя на осеннем балу в прошлом году.
Увидел, спустя пять лет.
Ты была, как и в последнюю нашу встречу перед разрывом, прекрасна и мила...
Легкая и невесомая, как солнечный луч, как дыхание весеннего ветра, как слеза счастья, дразнящая взгляды окружающих тебя мужчин своей грацией и своим изяществом...

Я пришел на бал по приглашению старого друга, барона Кроуна.
В тот вечер я был мрачен и черен.
Ты знаешь, я не люблю черный цвет, но тогда я оделся полностью в черное, хотел слиться с тьмой, притаившейся по углам бальной залы, чтобы никто меня не трогал.

Но мне это не удалось.
Барон постоянно вытаскивал меня на свет божий и знакомил все с новыми светскими львицами, которые считали меня ни чем иным, как славной добычей. Каждая пыталась вымолить у меня хотя бы один танец на этот вечер.

Барон считал, что мне быть одному совсем не к лицу, особенно на балу. Особенно на ЕГО балу.

И вот, окруженный девушками, жаждущими узнать меня ближе,я стоял и вежливо улыбался в зале, где пары кружились в вальсе и громко играющая музыка глушила все прочие звуки...

- Мильфиэль!

Твой голос даже за грохотом музыки я не спутал бы ни с чьим другим.

Мелкая дрожь закралась за ворот моей шелковой рубашки, скользнув своими холодными пальцами по моей спине, меж лопаток...

Разве кто-нибудь из нас, кроме как в наших снах, действительно ожидает, что вновь увидит самого дорогого ему человека, даже если он уходит на несколько минут по самому обыденному делу?
Нет, отнюдь.
Всякий раз,когда они скрываются из виду, мы в глубине наших сердец записываем их в мертвые.
Уже получив так много, рассуждаем мы, можем ли мы ожидать, что нас не сбросят с небес, как Люцифера,за столь вопиющую самонадеянность нашей любви?...

Ты улыбалась.
Приветливо, будто и не было пяти лет, проведенных из-за глупой ссоры в разлуке.
"Ничего не вернуть.."- подумалось мне, но все же я сделал то, чего клялся никогда не делать. Себе клялся.

Я протянул тебе руку, приглашая потанцевать.
Как легко оказалось всколыхнуть все те чувства, что я упорно и с какой-то дикой злобой забивал, затаптывал, душил в себе. Пытался изгнать из души и сердца. И вроде бы изгнал, стер, думал, следа не осталось..
Всего один танец...
Сам ведь руку протянул...
Одно прикосновение - я обнял тебя за талию - и руки будто опалило.
Так, что с губ сорвался тихий, едва слышный, но все таки, выдох-полустон...
Я кружил тебя в вальсе, глядя на тебя сквозь ресницы.
Тени метались в полумраке залы...
А легкие невесомые касания тонких пальцев обжигали кожу сквозь ткань рубашки...
Я не слышал музыки, и себя старался не слушать...

"Прошлое..вот здесь...сейчас...нет, нет, я не должен... я отказался.. пять лет прошло... а ты рядом.. так близко, так тепло и.... так тоскливо...что если... нет..нет... это в прошлом.................................Это я дурак. Прости. Я любил тебя. ...................... И сейчас... но больше не могу... что-то ушло..... так близко... нет...нет...нет................................."

Вальс окончен.
Мы вышли на террасу, ночь была еще теплая и яркая.
Осень..
Я не знал, что сказать и просто, слабо улыбаясь, смотрел на звездное небо, боясь взглянуть тебе в глаза, боясь, что не смогу отпустить тебя больше....

Ты прижалась к моей груди, как делала это всегда, когда мы оставались наедине...в прошлой жизни...
Хотелось что-то сказать, но я не успел.
Твой поцелуй, вкус прошлого, снова...

А потом ты ушла.
Чтобы я больше тебя не увидел.
Что это было? Прощение? Прощание?....


И вот, я стою на балконе и думаю о тебе.Каждую ночь..
И никогда ведь не смогу забыть, потому что слышу твой зов...
Ты - моя звезда-печаль.
Нежный призрак прошлого.
Я...
Отпускаю...

@музыка: Eniya "Watermark"

@настроение: философское.

@темы: грусть, я, воспоминания, личное, чувства

---

Насущное.

Прошу всех моих гостей простить меня за долгое отсутствие.
Я был тяжело ранен и не имел возможности появляться здесь.

Но не беспокойтесь, все благополучно разрешилось и я снова в своем скромном убежище могу наслаждаться вашим драгоценным обществом.

*улыбается*

@темы: битвы, миссии, жизненное, здоровье

---

ПЧ

 Линда Паркуинсон

Рад приветствовать нежданного гостя.
Улыбаюсь тебе и прошу распологаться с удобством.

@музыка: дождь

@настроение: приятное

@темы: ПЧ

---

Следы на камнях.

Поверить в то, что тебе говорит прохожий на улице?...
Совершенно незнакомый человек?
Или все таки тот, кто к тебе ближе всего?

Не важно.
Думать об этом, тоже самое что искать смысл жизни.
Рассуждения и только.

Сегодня мой названный брат удивил меня.
Он сказал, что я добрый, хоть и мрачный.

Что я не оставляю за собой мостов.
Потому что я их сжигаю, как только оставляю позади, как только мои стопы перестают касаться поверхности мостов - мосты вспыхивают и обращаются в пепел...
И что я не оставляю больше следов нигде.
Потому что не видно следов на камнях...

@музыка: Orenji no Taiyou

@настроение: философское

@темы: грусть, мысли, Я

---

*улыбается*

И снова гости.
Приятно видеть в соей скромной обители.
Распологайтесь, прошу вас.

Demon Alcohol [Kira Izuru] ~Maza-kun

@темы: ПЧ

---

Здравствуй, новый день.

@темы: просто